"Мы прошли сквозь ад, и сейчас ныть нет смысла": рассказ беженки из Мариуполя

Інтерв'ю з дівчиною, якій вдалося вибратись з оточеного Маріуполя

18 летняя Екатерина спаслась из Мариуполя и больше всего мечтает поговорить с папой, который попал в плен на "Азовстале". Новини.LIVE расспросило у девушки, как ей удалось покинуть заблокированный город, какой была жизнь в оккупации и как отец попал в руки террористов.

Катя, расскажи, какими были первые дни в Мариуполе после полномасштабного вторжения россии?

— В два ночи 24 февраля началась бомбардировка. Обстреливали "градами" восточный микрорайон. Мы все проснулись. Отца вызвали по тревоге, потому что он военный. Мы поняли, что началось.

Не стихало ни на мгновение. Каждую минуту были обстрелы. Аэропорт, рядом с которым наш дом, обстреляли из "смерчей". Были первые смерти, три человека погибли от снарядов.

28 февраля исчезли свет и вода, потому что перестали работать насосы. Оставался только газ. Его отключили 6 марта, это было воскресенье. Потому что очень сильно начали обстреливать микрорайон "Черемушки" — это недалеко от меня. Газ исчезал в городе в зависимости от ситуации с обстрелами в районах. А связь исчезла еще 2 марта по всему Мариуполю. Мы очутились прямо в вакууме.

Были ли у вас запасы? Что вы ели?

— Еда у нас еще была. Когда исчез свет и начал размораживаться холодильник, мы пытались спасти продукты. Пока еще был газ, сварили все, что было — пельмени, вареники. Затем ели их холодными. Это была первая неделя. Дальше стало гораздо хуже. Начались минометные обстрелы.

Где прятались от обстрелов? 

— Как и все мариупольцы, мы проводили свои дни и ночи в подвале. Он у нас был очень-очень маленький, а людей — девятеро, женщины и дети. Приходилось спать сидя. Ноги невозможно было протянуть.

Было очень холодно. На улице зима, 5–10 градусов мороза, снег. В подвале — очень холодно. Я не ощущала ног. Мама кричала на нас: "двигайте пальцами, потому что отморозите". Никогда в жизни еще настолько не болели кости, просто выламывало.

 

Еды становилось все меньше. Мы жили недалеко от мариупольского порта и первые дни нам привозили хлеб. На все время дали 9 буханок. Знаете, такой, похожий на кирпич, завернутый в бумагу, словно вернулись во времена Второй мировой. Ели по маленькому кусочку. Детям мазали вареньем. А нам со старшим братом хотелось чего-нибудь, чтобы напоминало мясо, так мы смазывали соусом терияки. Сейчас я это попробовала — так не вкусно. А тогда казалось, что это самая вкусная еда в мире.

А что с питьевой водой?

— Так как нас было много, приходилось делить стакан так, чтобы хватало по одному глотку в день. Взрослым давали пить только с утра, а детям еще по глотку вечером. Но потом питьевая кончилась. Пришлось пить воду из сточных труб. Причем у нас дома ее не было. Нам ее под обстрелами принесла бабушка из соседнего села. На вкус — это как пьешь горькую таблетку и не можешь проглотить.

Мы смешивали ее с малиновым вареньем, думали, что как-то поможет, но это была просто соленая морская вода с горечью и малиной

Не было плохо после такого, желудок не болел?

— Знаете, организм мобилизовался. Помню, было очень холодно, я сидела у свечи, провела над ней рукой. Рука начала коптиться и загорелась моя шубка, а я не чувствовала тепло. Тогда никто не болел, потому что все поняли, если заболеешь, то умрешь, потому что нет больниц.

Чем занимались в подвале, как проводили время?

— Мы там играли. Посреди обстрелов нужно было что-то делать, чтобы не сойти с ума. У нас был пластилин. 13 марта, в День рождения моего отца, мы решили приготовить "праздничный стол" из пластилина. Налепили "еды" и рассказывали, что мы будем есть, если выживем.

Когда выходили на улицу, видели, как каждые пять минут летели самолеты из российского города Ейск, что напротив Мариуполя через море, а еще из Крыма, и бомбили город.

Я застала момент, когда разбомбили роддом, больницы. Помню, мы вышли — небо было голубое-голубое и вдруг стало серое. Мы подумали, что это снег. А это был пепел. Это был такой переломный момент, когда понимаешь, что на твоих глазах горит город. На улицах лежали тела погибших.

Ты вспомнила бабушку из деревни. Как выживали твои родные?

— Мою бабушку с дедушкой в соседнем селе выгнали из дома. Расстреляли собак, убили кур, мародерили, украли машины, технику, автомобиль, на который они всю жизнь собирали деньги. Это были ДНРовцы. Они сняли свою форму и оделись в вещи моего деда.

Как тебе удалось уехать из города?

— Мой брат залез на елку и поймал связь. Нам сказали, что срочно нужно убегать. Это было 14 марта. Уже начинался комендантский час, а в это время наши военные не советовали выходить во двор, потому что могут расстреливать без предупреждения. Мы поехали на следующий день. Тогда была самая большая колонна из автомобилей. И это был единственный день, когда не обстреливали колонны, потому что следующего по машинам ударили из "градов".

Как долго вы были в пути?

— У нас был маршрут Запорожье-Умань — Тернополь — Варшава. Обычно в Запорожье ехать 2 часа, а мы ехали 14. Доехали до Васильевки, а дальше говорят: "Все, мост разрушен, а поле заминировано". Но мы уехали через поле. Водителем была мама. Она всегда боялась садиться за руль, но поехала.

Расскажи о папе, есть ли с ним связь?

— С отцом я даже не успела лично попрощаться. Он сейчас в плену. Я не знаю, что с ним. 17 мая получил приказ сложить оружие и выйти из "Азовстали".

Он до последнего был там на задание. 15 апреля получил ранение — оторванный палец и переломы. До того, как попал в плен, мы хоть раз в неделю получали живой СМС. Теперь связи с ним нет.

Есть ли у тебя родные или знакомые в Польше? Кто встретил, помог?

— Знаете, у нас в Мариуполе есть такая закономерность: перед тем, как что-нибудь должно случиться, наши мужчины-моряки идут в рейс. Мой дядя пошел в рейс ровно за месяц до войны, 24 января. Когда началось вторжение, очень волновался за нас, не знал, живы ли. Когда узнал, что мы в Варшаве, сюда прилетел.

Как ты сейчас? Обращалась за помощью к психологам?

— Переломный момент произошел, когда я увидела, уже в Умани, как пожелтела моя кожа от обезвоживания. А у детей потрескались ладони. До этого мы не снимали с себя одежду вообще. А тут — снимаем колготки, штаны, а кожа просто осыпается.

Сейчас разгружаюсь психологически, когда хожу на митинги. Это единственное, что помогает

Люди из Мариуполя — отчаянные. Мы прошли через настоящий ад, и сейчас ныть по каким-то своим проблемам, отчаиваться, скучать, просто нет смысла. Мы должны работать на нашу страну, на нашу победу и надеяться, что она как можно скорее наступит. Я очень жду, когда я смогу вернуться домой. Мне говорят — оставайся здесь. А я отвечаю: я потеряла так много и заплатила такую большую цену, что я здесь не останусь. У меня сердце разрывается от того, что я не в Украине. Главное сейчас — дождаться папы и победы.